– Вай мэ… ну, вообще-то я имел в виду верблюда, – задумчиво прокашлялся Ходжа, и они с Рабиновичем, не вдаваясь в детали, помогли общему другу встать на ноги. Оболенский в ужасе уставился на собственный живот – он был впалым и вогнутым. Видимо, его просто вмяло вплотную к позвоночнику из-за тряской верблюжьей рыси…
– А кто ещё?! – окончательно встал на дыбы Багдадский вор. – Не буду я её ласкать, пусть они хоть всем стадом меня покусают!
– Солнышко моё, а если я… ненадолго… туда-сюда и обратно?!
– Уважаемый, а одеял с подушками тоже нет…
Лев плакал от разлуки с женой и сыном, от невозможности вернуться, от безысходности и лишения всех благ цивилизации – один общий туалет на заднем дворе чайханы приводил его в тихий ужас! А сон на блошиной кошме, а запах от верблюжьего загона, а жирная пища, а элементарная невозможность принятия нормальной ванны (ибо ванная, по словам пророка Мухаммеда, есть «нечистое место»!)…
– Я ему не нравлюс-с-сь? – нехорошо улыбнулась дева пустыни.