Деревья живописно покрученные, изломанные, с вывернутыми в суставах ветвями. Ствол почти каждого дерева покрывает толстый зеленый мох, что к земле переходит в темно-зеленый и черный, с ветвей свисает светло-зелеными космами, похожими на гниющие водоросли.
— А-а, — сказал я ошарашенно, — вообще-то да, как мне это в голову не пришло…
Он захохотал, повернулся, плащ его описал за спиной красивый полукруг, вышел. Варнар взял факел из расщелины, я слышал его бормотание, двинулся вслед за хозяином. Дверь захлопнулась, мы остались в полной темноте. Гендельсон, оставшись один, начал всхлипывать, бормотать что-то под нос. Потом слабым голосом начал читать молитву, часто прерываемую плачем.
— Не плачьте, сэр, — бросил я. — О Зорр он уже обломал когти.
Он отвернулся и занялся супом. Я пробрался к двери. Коридор послушно отвел меня к нашей комнатке. Гендельсон, я как в воду смотрел, лежит на спине, черная в слабом свете пасть распахнута во всю ивановскую, сапог влезет, воздух сотрясается от мощного храпа, ходит волнами, отражается от стен ясно видимыми сгустками.
Конечно же, между полудикими племенами начались войны. Те остатки древней культуры, что находили в изобилии, были признаны магическими. Как и руины древних городов.