Она глубоко вздохнула, отчего ее крупные груди едва не выпрыгнули из глубокого декольте. В глазах блеснуло, похоже, слезы от одиночества, я едва не заорал: да вот он я, вот щас я тебя утешу!
Рука все еще держала меч. Я понимал, что если отойдем от озера на какое-то количество шагов, то меч опустится и будет пребывать у дна до тех пор, пока незримую лазерную линию не пересечет следующий путник. Возможно, она даже заранее высматривает тех, кто высок ростом или широк в плечах. Или по каким-то еще параметрам. Скорее всего так, иначе за столетия, а то и тыщи лет уже все волшебные мечи расхватали бы. Не все же Гендельсоны…
— Или чересчур женщины, — пробормотал я. — Интересно, кого утром обнаружат… Вдруг это выслеживающий ее муж?
Я шевельнулся, острая боль пронзила все тело. Я едва не заорал, подо мной уже натекла теплая лужа моей собственной крови. Пока дрался и уползал, тело сгоряча не ощущало боли, а теперь она пришла, пришла волнами, каждая сильнее предыдущей, я стискивал зубы, старался не шевелиться, даже не осматривал раны, перевязывать уже поздно, а если еще не истек кровью, то сгустками должно забить, закупорить капилляры…
На второй день после леди Альдины прямую дорогу преградило коричневое болото. Вода мутная, словно только что по ней прошли тысячи ног и подняли со дна ил, но широкие листья кувшинок застыли, как приклеенные. На них греются под скудными лучами солнца лягушки… если это лягушки, слишком уж толстые, безглазые, но с высокими гребнями на спинах, как у злых рыб.
— Лучше даже не представляй, — посоветовал я. — Пойдем!