Лишь по незаметным черточкам я догадывался, что леди Кантина скорбит о случившемся, но внешне она держалась по-прежнему царственно, величаво, на губах время от времени появлялась милостивая улыбка. Ее приветствовали горожане она легким наклоном головы отвечала жителям, но вид ее был строг, и все вспоминали о своих неоконченных делах.
Деревья сомкнулись, закрыли от меня темную странную скалу. Я торопливо пошел обратно к оранжевому огоньку. Нет, уже стал красным, свежих веточек никто не подбрасывает, вот сейчас приду, набросаю и заставлю себя хоть малость заснуть…
Гендельсон начал горячо и путано молиться, осенял себя и далекий Кернель крестным знамением.
Гендельсон уже крестился бы и шептал молитвы, он всегда знает, что делать, я же застыл с распахнутым ртом, провожал ее, заметно обалдев, ибо не узнать Шершелу, дочь короля, трудновато даже мне, не очень-то присматривающемуся к чересчур уверенным в себе женщинам.
— Это тот, — прогремел в ушах голос, подобный грому, — которого господин велел… Что это у него?
Мы ворвались во вражеский лагерь. Черный Вихрь разметывал все, что попадалось на пути, своим непостижимо плотным телом, а потом мы понеслись через ряды воинов. Это напоминало, как если бы он мчался через густую траву…