— Устроит, — сказал я и бросил на стол три монеты. — Бери. На одну больше за то, что решил быстро… и правильно. Она тебе расскажет, что с ней приключилось. Словом, теперь она на твоем попечении.
Он задохнулся от праведного возмущения. И без того красное лицо пошло пятнами.
Пальцы мои безуспешно шарила по земле. Песок, белый холодный песок, а если и попадаются под кустами сучки и веточки, то чересчур легкие. Мелькнула мысль бросить молот, но как приспособиться так, чтобы не испугать ее… так и не пришло в голову, даже не приползло.
Саднит плечо, гудит голова, во рту солоноватый привкус. Выплюнул, слюна совсем темная. Правая рука немилосердно болит, от плеча до локтя черная, то ли в крови, то ли грязь. Молот на поясе, нож тоже уцелел, а меч я же оставил со всеми доспехами. Насколько помню, во время схватки ангелов нас стремительно относило в сторону от маршрута. Кажется, на юг. А если так, то не значит ли, что дьявол начал претворять в жизнь свой гроссмейстерский план?
Дощатый настил трещал под конскими копытами, словно мы двигались по молодому льду. У меня возникло жуткое ощущение, что вот-вот ухнем в темную бездну. Решетка ворот со скрипом пошла вверх. За ней, на освещенном луной пятачке, стоял улыбающийся Терентон, все такой же лохматый, с расстегнутой на груди рубашкой, в потертых штанах из простого грубого полотна.
— Не кощунственно, — ответил я. — Совсем нет. Я полагаю, что нельзя такую красоту отдавать колдовству. Идеологически неверно.