— Для собак, — проговорил он дрожащим голосом, — мы… бессмертные.
— Вам покажут комнату, где можете отдохнуть. Обедаем мы все вместе в большой трапезной, вас позовут. К сожалению, время обеда уже миновало…
Гендельсон долго сопел, стонал, ворочался, наконец привстал, всматриваясь в темноту. В ночи на горизонте вспыхивали огни, словно некто запускал ракеты. Я отвернулся, слышно было, как Гендельсон начал было укладываться снова, потом зачем-то встал, сделал от костра осторожный шажок.
— Нет, мой господин! — закричала она. — Сегодня же можно созвать людей. Этого дракона можно будет разделать всего за неделю!
Ее глаза шарили по мне и Гендельсону, стараясь понять, почему мы не в восторге, не прыгаем, не кричим ликующе, что она герой, убила самого фон Тарога.
Я даже не заметил, что обратился к нему на «ты», да и сам Гендельсон не взвился, как бойцовский петух, ибо ощутил по моему тону, что именно в эти минуты решится — жить нам или умереть. Я понесся по переходам, перепрыгивал с одного уровня на другой, умело избегал стрел из ниш, проскакивал под опускающимися решетками, с разбега перемахивал бассейны с кислотой, расплавленным оловом, Гендельсон все еще поспевал за мной, меч сперва держал в руке, потом ухватил в зубы, наконец вообще спрятал в ножны, ибо всех сметал с дороги я, а поспевать за мной с мечом в рука почти непостижимо. Стрелы отскакивали от его доспехов, как блестящие капли дождя.