Я некоторое время слушал титулы, там привычно перечислялись все территории, что принадлежали по праву, не по праву, были получены в дар, захвачены, куплены, отняты, отторгнуты; в это время двери распахнулись, король Конрад не вошел, а влетел, не дожидаясь, когда через зал проползет впереди него блистательный титул с длиннющим, как у морского дракона, хвостом.
— Не знаю, — ответил он. — А какая она, ондатра?
Застоявшиеся кони понесли резво. У меня за плечом все тот же красный меч. Озерный, как ни хочется испробовать его свойства, увязан в мешке вместе с другими. Гендельсон, заполучив хороших коней, даже опережает меня в стремлении достичь Кернеля, спит в седле, ест в седле, а когда встречается крутой подъем — а они все чаще и чаще, слезает на землю и тащит коней в поводу.
Гендельсон, которому тоже надо обязательно показать, кто из нас двоих старше, многозначительно погрозил хозяину пальцем, и мы пустили коней шагом. После ночного разговора Гендельсон старался без нужды не встречаться со мной взглядом, сам не заговаривал, но держался тем не менее с прежней бундючностью, вперял вперед такой тяжелый взор, что горизонт подрагивал и заметно прогибался.
— Ага, — сказал я. — Высокое служит источником вдохновения, низкое — источником колдовства. Так?
— Да я что, — пробормотал я, — я человек простой, таких ледей не очень-то… Я забочусь, чтобы как можно быстрее выполнить повеление его величества. Если вы о нем, конечно, еще не забыли.