– Вспомнил. Наверное это был единственный правильный поступок в моей жизни.
Больше Шооран на людях не пел и вообще старался не показываться им на глаза. Прекратил даже бессмысленную работу на поле, сидел в отрытом шаварчике у очага и мрачно думал о бренном. Землянка илбэча, вырытая первой, стояла особняком, остальные сочли за благо поселиться в стороне.
– Шел бы ты в свой шавар, – Турчин отвернулся.
– Я знаю, что нельзя было отказываться, но ведь всем известно, как именно сестры непорочности прислуживают целомудренным старейшинам. Сначала они живут в роскоши, потом переходят к баргэдам и цэрэгам, услаждают их похоть, хотя каждый из цэрэгов и так женат. Я не вижу, чем это лучше многоженства, принятого в других землях и запрещенного у нас. По-моему, это хуже. Когда кто-нибудь из сестер беременеет, ребенка душат и кидают в шавар.
Забирать третью часть дисков было законным правом одонта, в чьей провинции найден черный уулгуй, поэтому ван благосклонно кивнул и вновь залюбовался искрящейся белизной кости. Все-таки жизнь не так мрачна: что-то уходит, но взамен появляются новые радости. А Моэртала он пока обождет угощать рыбой – такого слугу следует поберечь.
– Сай здесь живет, – подала голос хозяйка. – Только мужа у нее нет, и сама она совсем старуха.