– Я ухожу по делам, – ему больше не приходилось добавлять, что он скоро вернется, это подразумевалось само собой.
Сухая полоса была пустынна. За последние годы люди пресытились сухостью, теперь здесь никто не жил, тем более, что много лет кряду по этому месту проходила граница.
Шооран расстелил постель, улегся и, подтянув поближе импровизированное блюдо, отломил от рыбы первый кусочек. Действительно, было вкусно, хотя и не так, как представлялось порой. Шооран до крошки доел рыбу, не дожидаясь судорог, свернулся в комок и закрыл глаза.
– Старик, – сказал крестьянин, – каждый должен есть свой хлеб. Где твое поле?
Отсюда легко было подойти к оконечности залива, куда он не мог добраться с той стороны. Три ночи Шооран работал, ставя по четыре оройхона за раз, а днем скрывался на только что выстроенных оройхонах. Первые сутки, пока нойт не затянул шавар, там можно было легко спрятаться. Если кто-то и обыскивал новые земли, то в нижний ярус шавара он не совался. Все это время Ай была рядом с Шоораном. Покорно ждала отвернувшись, послушно бежала, по приказу пряталась, хотя до судорог боялась шавара.
Жил колдун далеко отсюда, чуть не у самой Белой вершины, в местах, куда люди без надобности не хаживали. В поселках появлялся редко, только для того, чтобы сменять на хлеб ножи, которые он вытачивал у себя из полосок сланца. Ножи были замечательны, но мало кто осмеливался пользоваться тем, что изготовил илбэч. Ножи брали и хранили словно опасный амулет, не смея ни выбросить, ни использовать по назначению. Зато подарки илбэча, от которых тоже не можно было отнекиваться, приносили либо долгое счастье, либо скорую смерть. Потому и замерли пирующие, увидев идущего чудодея.