– Горячего не жалко, если рядом авар. Будем жить, пока живется.
– Почему нельзя? Сделать можно все! – старик пел слова злобным речитативом. Шагнув к краю, он, словно жрец, приносящий жертву, поднял руки. Седая голова тряслась, пение звучало отрывисто и дико. – Я ненавижу этот мир, сделанный не для нас!.. Эту слизь, названную влагой!.. Это зверье, чуждое людям!.. Моя ненависть горит огнем, и огонь пылает в моих руках! Пусть умрет глубина далайна и его яд!
– Ладно, – нехотя согласился Турчин. – Давай на костях: кому первому караулить.
Две разных руки – человеческая и звериная подавали ему его собственный нож, который он не снимал с пояса. Тусклый свет змеился на неровностях лезвия, смертельной брызгой чернело повисшее на острие жало зогга.
Тройгал подошел ближе, потрогал стену, посмотрел внизу, по сторонам.
– Я пришел по мертвой полосе, мудрый Тэнгэр, – ответил Шооран, – а звери далайна не тронули меня, потому что сейчас мягмар.