— Ты любишь обреченных, — отвечает. — Тебя привлекает безнадежная прелесть ходящих по краю бездны — вот ты и скрашиваешь им уход.
— Любопытно, — говорю. — Выкладывайте, что вы там затеяли.
Бунт догорел без следа. На всякий непредвиденный случай я оставил на севере свои живые войска, а в столицу привел лишь мертвецов — гвардию и остатки банды Робина, тех, у кого были целы руки-ноги и сравнительно не изуродовано лицо. Кажется, сам Робин тоже попал в число трупов почище, но точно не помню… Вампиры мне очень помогли и уцелели — я оставил этот способ их путешествий, как туз в своем рукаве, на будущее.
Дольф писал, что при его папашке пуд муки стоил ползолотого. Пуд — это шестнадцать кило. Муки. А ползолотого — это двести восемьдесят кредов примерно на нынешние деньги. Ну как оно? Плюшку с маком в цивильном месте не купишь, не то что… Он писал — жуткая дороговизна, но что ж тогда у нас сейчас?
И я выпил вина и рассказал про Нэда, и еще немного выпил, и рассказал про Розамунду, и допил то, что осталось, и рассказал про Беатрису. Я обычно мало пил, а тут вышел дурной случай. Я потом понял, что, если бы не Нарцисс, это могло бы стоить мне жизни, но — из песни слова не выкинешь: я надрался, как наемник, и говорил о таких вещах, о которых обычно молчал со всеми.