– Рашходимша по-одному, – сказал Маканый. – Шреди наш был илбэтш, а историю о пяти братьях хорошо слушать ветшером. Вжаправду я ее не хотшу.
– Как разбежались?! Куда?! – вознегодовал самодержец.
Два оройхона с первого захода, два со второго. На третий день предполагался один остров, но не из-за Ёроол-Гуя или людей, а просто оттого, что дальше строить было негде. Далайн становился заметно тесен.
– Я вижу, добрый илбэч, ты еще страшней, чем я. Думающий как ты, может и победить, а если бы люди пережили тебя, то ты остался бы в их памяти великим богом. Тогда нас стало бы трое: старик, сделавший все и не делающий ничего, я – его тень и истинная суть, и ты – предвечный и единосущный сын и вместе с тем – лучшее из творений, пришедший во имя любви и убивший мир. Жаль, некому будет полюбоваться на такую троицу. Но запомни, илбэч, я сделаю все, чтобы этого не случилось. Я долго уходил от тебя, дальше отступать некуда.
– Ты полагаешь, такая вещь есть? – воскликнул удивленный Ван.
Дело решил Боройгал – жилистый, неимоверной силы мужчина, холодно-жестокий и равнодушный ко всему на свете, кроме собственного удобства. Все свое время Боройгал проводил на приграничной полосе, на мокрое старался не выходить, жил поборами, а также тем, что добывали две его жены, целый день копавшие чавгу в самых кормных, но зато и самых опасных местах. Вчера одна из них погибла, но это слабо огорчило Боройгала. К детям он был равнодушен, а жен всегда можно найти новых. В жизни Боройгал ценил лишь обильную жратву, возможность ничего не делать, да еще крепко заквашенную хмельную брагу, что готовят из перезревшей чавги.