Они стащили тело старика в шавар, смеясь над его гибелью. И на следующий день они смеялись, и через день, и еще долго.
– А-а!.. – кричал Турчин, тыча трясущейся рукой вдаль. – Там!.. Там!..
Лишь теперь «трезвое» сознание смогло отвлечься на посторонние мысли.
– Ну ты сказанул!.. – протянул Турчин. – Как тут спать? В луже, что ли?..
Все. Пора уходить. Он собирался подарить это платье Яавдай, а теперь отдаст незнакомой ему Тамгай, если, конечно, та согласится пойти за своим сушильщиком.
Он не илбэч! Он может спокойно жить здесь, ничто в нем не изменилось. Ему не надо бояться людей, и Ёроол-Гую до него не больше дела чем до любой твари на оройхоне. Страшное проклятие, прозвучавшее прежде сотворения мира, не имеет к нему никакого отношения! Он будет счастлив в жизни, долгой, безмятежной, скучной… Плечи Шоорана затряслись от рыданий, он отвернулся от далайна и, словно сдавшийся Ёроол-Гую Ван, пошел назад, к прозрачным ручьям, туйванам, одиночеству.