– Я служил у благородного одонта цэрэгом, – напомнил Шооран, – а потом выпустил из тюрьмы сказителя Чаарлаха и дезертировал сам.
Вряд ли даже голодным цэрэгам удалось выгрести весь хлеб до последнего зерна. Потом говорили, что с большого поста начался бунт баргэдов, недовольных потерей положения, но не смевших возмутиться открыто. Но именно тогда в руках служителей будто случайно остались тяжелые цепы и ножи для срезания колосьев. В прежние времена опасный инструмент отбирался сразу по окончании работ. Говорили еще, что в житницах баргэдов оставался хлеб, и людей можно было с грехом пополам, но прокормить. Хотя, не все ли равно, что могло быть?.. Главное – что произошло на самом деле.
Изготовленный к стрельбе татац за спиной дюженника подтверждал его слова, так что Ууртаку оставалось лишь благосклонно кивнуть и приказать носильщикам поворачивать вспять.
Неделю Маканый ходил по побережью, то теряя землю из виду, то вновь замечая ее. Наконец, пройдя в опасной близости от лагеря каторжников, он ступил на мертвую тропу и через четыре часа уже стоял на другом берегу.
Единым духом он домчал к сухому краю. Здесь уже толпились цэрэги охранения. Шооран оглядел бледные лица и, не сказав никому ни слова, пошел назад вдоль поребрика, за которым извиваясь танцевали руки Ёроол-Гуя.
– Великий Тэнгэр, что это? – воскликнул один из солдат.