— Не смей на меня так смотреть! — фыркал очередной светский хлыщ.
Питер уже разок покормил собой Тех Самых, думаю. Довольно с него.
Беатриса Розамунду ничем не напоминала. Совсем. Помню ее точно-точно. Как цветная миниатюра на душе — явственная картинка.
Гад, похоже, сообразил, что грохотать в моих покоях нельзя. К чему союзу свидетели? Он и не грохотал. Он прошелестел — как вот бывает ледяная крошка шелестит по насту от ветра январской ночью. Холодный звук, опасный. Темный.
Способности к некромантии, говорят, похожи на музыкальный слух. Пожалуй.
Я знаю, что они тогда выпили Дара больше, чем крови.