Заперли меня в каморку для провинившихся слуг, только, в отличие от тех самых слуг, к стене приковали серебряной цепью. Во избежание. А над дверью прибили свиток с изречением из Писания: «Преступивший закон мира — да будет осужден». И не оставили мне не только книг или пера с чернильницей — кусочка штукатурки не оставили, пентаграмму нацарапать.
Весной мои новые приближенные решили слегка ко мне подольститься — устроили большой городской праздник. Народ, так сказать, повеселится.
Ангелина пережила это как-то тупо. В ней вообще было очень немного живого огня. Две ее дочери с возрастом стали очень на нее похожи — красивы телом и совершенно пусты душой. Но я уже ни от кого ничего не требовал.
Некое идеальное оружие, которое ты сам направляешь себе в сердце. Я не знал, что такие штуки в принципе существуют, и рассчитывал только на себя. А монах попросту ждал, когда я воззову к крови, — чтобы меня прикончить, и демон с ними, с солдатами.
— Уж до чего ж мне вас жалко, государь, и изъяснить нельзя.