— Это просто потому что он вкуснее, чем мы, — успокоил Эдвард, сам едва сдерживая досаду.
— Дурацкая тухлая курица! — простонала я.
Эдвард упал на колени — взгляд по-прежнему страдальческий, — и Розали жестом велела ему не подходить слишком близко.
Я тоже замерла — от изумления, — пытаясь осознать его горе, которому я теперь хотя бы знала причину. Но осознание давалось нелегко — сама-то я чувствовала совершенно противоположное.
— Что, эти младенцы правда такое зло? — усомнился он.
Гостиная не особо изменилась, если не считать, что Белла сидела на диване, а капельницу убрали. Белобрысая устроилась на полу, положив голову Белле на колени. Мне по-прежнему было дико видеть, как легко и спокойно они к ней прикасаются — глупо, конечно, учитывая происходящее. Эдвард сидел рядом и держал Беллу за руку. Элис тоже сидела на полу, и лицо у нее было ясное. Ага, нашла себе другое обезболивающее.