— Да, — говорю, — я знаю. А что-нибудь поновее и поконкретнее?
— …и мы объединим Перелесье и Междугорье в одну непобедимую державу…
— Всех, — говорю, — могут убить. Я же смертен.
Жизнь Питера не годилась в качестве темы для баллады — менестрели о таком не поют. У меня леденели руки, когда он принимался рассказывать или отвечал на мои вопросы: я понимал, что ничего не знаю о жизни простолюдинов, что большая часть моих несчастий в сравнении с приключениями Питера выглядит очень бледно и что многие законы нужно пересмотреть. Питер говорил спокойно и обыденно, но его тон вообще чрезвычайно часто не соответствовал смыслу слов.
Об этом обещании она мне постоянно напоминала.
— Может быть, вы, мой дорогой государь, подождете до завтра? Идет уже третий час пополуночи. Конечно, нынче, на исходе лета, светает поздно, но все-таки…