— Увидят — на нас свалят! живыми не отпустят!
Напротив, на коленях, вытащенным из омута сорванцом, плакал Друц-лошадник.
В следующий миг волна с ревом исторглась наружу.
Вон, даже хрюкнул утробно — засмеялся, стало быть.
— За глупость мою. За грубость. Надо было тебя еще там, в баркасе, выслушать. Зря я тебя обидела…
Но не черное — звенящее, страшное, струной натянутой. Того и гляди лопнет.