— Ты себя не спасешь! — И все. — Тебя все ненавидят! Ты — ядовитая гадина, которую пора раздавить!
Он так поклонился… И так ласково смотрел… У него в глазах горящими буквами мерцало: «Хорошо, если к Совету ты не сдохнешь. Но одной ногой уже будешь в могиле, это точно».
— Покорнейше прошу простить меня, мой прекрасный государь, я — бесцеремонная нежить, сующая нос в дела живых, что достойно всяческого порицания… Но если бы я не был уверен, что ваша очаровательная возлюбленная — смертная женщина, я бы осмелился предположить, что она — суккуб.
Некроманты, к сожалению, не ясновидцы. Умей я предвидеть будущее — замуровал бы жену в каком-нибудь дворцовом чулане и приставил бы к нему надежную охрану. Но я пожалел ее в последний раз.
Лето, помню, тогда выдалось холодное, а осень и подавно — холодная, туманная. Выглянешь утром из окна — туман лежит пластами, хоть режь его. Сумеречно, пасмурно. И на душе смутно, беспокойно, будто ее царапает что-то… Тяжелый был год, тяжелый. Очень для меня памятный.