Монах же расценил это, как и должен, мол, феодал ни уха, ни рыла в подобных вопросах, еще раз поклонился и протянул руки к блюду с ломтями мяса.
– Милости просим, господа!.. Наш постоялый двор к вашим услугам!
– Я дурак, – признался я, – но мне повезло с наставниками. Они много видели, много знали, много испытали. Все передали мне. А я, хоть и дурак, но многое запомнил. У дураков, говорят, память просто замечательная! Это вроде компенсации за природную дурость.
Молот догнал отставшего, тот и так хромал, я услышал хруст костей. Остальные унеслись быстрее, чем мчались сюда. Их осталось, как мне показалось, меньше половины.
Коней освободили от поклажи и седел, сами сбрасывали тяжелые доспехи, кольчуги, плескались в ручье, вода едва не шипит, попадая на разгоряченные тела.
Коней расседлали и отпустили, лучники торопливо нарезали широкие ломти и насадили на вертела. Ульман и Тюрингем отправились сколупывать оставшиеся на шкуре дракона чешуйки. Двое лучников, раздевшись до пояса, помогали отдирать от кожи эти непробиваемые пластинки, таскали к вьючным мешкам.