– Женщины и дети, – сказал я в пространство, ни к кому не обращаясь, – под защитой Ричарда де Амальфи, захватившего замок. Насиловать и бесчестить не входит в программу. Хотя, конечно, впоследствии могут быть внесены изменения.
Мой личный кабинет, он, как и спальня, входит в понятие «мои покои», выходит на другую сторону двора, сюда с утра солнечные лучи не достигают, сейчас здесь ровный красноватый свет факелов, не слишком яркий, скорее – тусклый, но я уже привык, что при каждом моем движении черная тень колышется, двигается по стене, а в углах переламывается и хищно перепрыгивает со стены на стену изломанная, вытянутая и плоская.
Гунтер и Зигфрид наступают с обеих сторон, но тот держится, отражая удары изрядно побитым щитом и успевая наносить встречные удары. У Зигфрида уже лопнул ремешок, поддерживающий шлем, приходилось то и дело поправлять, чтобы не слетел вовсе. У Гунтера на плече вмятина, панцирь выдержал, но углубление такое, будто ударили молотом по листу жести.
– Ссориться не будем, – заявил я. – Мы мирные люди, хоть наш бронепоезд… словом, кто с мечом к нам придет, тот им и подавится.
– Мы… – донесся тонкий хлюпающий голос, – мы… не сондорелдно… Ифагно… Нас послали купешно…
– Саня, – ответил я. Ладони исчезли с моего лица, она моментально оказалась у меня на коленях, а я обнаружил, что сижу на широком, богато убранном ложе, пахнет дивными ароматами, мои руки крепко обхватывают пышную талию. Роскошный зал, стол убран богатейшими яствами, но воспользоваться вряд ли успею, возбуждение уже нарастает…