Гунтер, Зигфрид и остальные слушали с недоумением и священным ужасом, никто не осмеливался разговаривать с монахами Ксенобратства таким тоном. Я чувствовал злость, даже закипающий гнев, что может перейти в ярость. Что-то слишком быстро я распустился, обнаглел, никто мне не собьет рога, скоро уже возжелаю право первой брачной ночи, забыл, что все люди – люди и у каждого прав не меньше, чем у меня…