Такого одиночества я не испытывал никогда. В чем-то это напоминало состояние человека, замурованного в склепе с мертвецом. Я имею в виду не мумий – даже если не интересоваться: почему они давным-давно не разложились? От них не тянуло тлением во всех отношениях. Я говорю о моем мальчике. Теперь становилось понятно, что имел в виду журавль-патриарх, говоря о «Великой смерти». Сейчас мой мальчик был мертв. Мертв как личность; как грязный оборвыш, поводырь слепца-гадателя, как «Безумец Будды», как гостеприимный хозяин, разделивший свой кров с незваным гостем… Просветление требовало полного отказа от собственной личности, даруя взамен нечто огромное и неназываемое.