Знакомое гнусавое хихиканье эхом прокатилось где-то в самой сердцевине Лабиринта, следом за ним послышался глухой грохот и сухой треск, какой бывает от столкновения дерева с деревом или с рукой, похожей на дерево, но Змееныш Цай уже не слышал этого.
– И только во власти правителя области или самого Сына Неба сместить меня с этой должности и предать суду!
– Поймет и не осудит, – добавил автор трактата «О пяти видах наказаний».
А потому ничтоже сумняшеся вписал имя Змееныша в свободный квадрат.
– Это что за город? – Оборвыш поправил котомку, откуда торчал гриф восьмиструнного цина, весь в облупившемся лаке, и повернулся к заржавшему почище лошади конюху.
Высокие скулы, чуть припухшие веки, нос с горбинкой, ямочка на подбородке… а отвернешься, и мгновенно забыл! То есть, конечно, помнишь: ямочка, высокие скулы… но эти слова перестают складываться в лицо.