– Будет, – улыбнулся Ван Инь, извлекая из рукава украшенную бериллами самшитовую шкатулку и откидывая крышку.
Открыли черту далеко не сразу. Поначалу он долго препирался с привратником, открывшим зарешеченный глазок и допытывавшимся: кто явился и зачем? Наконец Ли Иньбу удалось-таки убедить привратника в важности своего визита, но ворот последний так и не открыл, а отворил небольшую боковую калитку, столь искусно замаскированную, что обнаружить ее было практически невозможно.
А не чушь, не бред то, что я после осколка за ухом сижу себе преспокойненько (вру, не так уж преспокойненько) в дурачке-китаезе за полтыщи лет и невесть сколько километров от моего подъезда и тети Насти, обеспокоенной некультурностью жильцов?!
Он не сможет жить в знакомом ранее мире: мир остался прежним, а он изменился! Как собака, выжившая в волчьей стае, не может вернуться в прежнюю конуру, где есть миска и нет свободы. В ней, в бывшей собаке, теперь безраздельно царят новые правила, не привнесенные снаружи, а выросшие сами собой, из глубин, из корней; и среди волчьих правил «ли» может, к примеру, найтись и такое: нельзя перекусывать подставленное горло сдающегося соперника!
– Досточтимый господин, чье имя вы только что произнесли, повелел: если спросят, напомни о неких отроках, сбежавших с занятий по «Заново составленному описанию Пяти династий» и попавшихся в лапы сыщикам подле Зеленого терема, что на углу улиц Изначального Покровительства и Златоудельной.
Как сказал сам даос еще в Нинго: «За все надо платить».