Итан нахмурился, косо глянул на шутника, гадая, не перешел ли тот некую грань. Сатир тоже сообразил, что ляпнул лишнее, и всем своим видом выражал искреннее раскаяние. Архиепископ в его раскаяние не поверил, но говорить ничего не стал.
Следующие три дня походили один на другой. Елена, решительно прерывая все попытки Аскольда встать, готовила, что могла. Потом кормила больного. Два раза в день заставляла его дышать над кипящим отваром и пить какую-то жуткую гадость. Перевязка и осмотр шва. Снова намазать его и перебинтовать. Каждый раз наблюдая за суетящейся вокруг него девушкой, Аскольд не мог скрыть улыбки, чем постоянно злил Елену. На второй день, когда боль в груди усилилась, она рассказала свою историю.
– Ты мне не веришь?! – старший наставник от неожиданности даже отошел на шаг. – Мне?!
Вот и сейчас Герладий вынужден был покинуть уютный дом и тащиться дзенн знает куда, только потому, что какому-то идиоту-магу вздумалось поколдавать. Ну ничего, вот найдут эту сволочь, и тогда уже он поколдует. Так поколдует…
– Мое умение лечить не защитили ни отца, ни мать.
– Да нет. В том-то и дело, что этот дракон уже далеко не молод. Как я понял, ему за шестьдесят. Хотя… знаете, если бы не контакт, ни за что не подумал бы, что ему столько лет на самом деле. Принял бы за дракончика.