— О, МОЯ ОШИБКА, ЧТО Я УСТУПИЛ ТОЙ СЛАБОСТИ, КОТОРУЮ ЗА НЕИМЕНИЕМ ЛУЧШЕГО СЛОВА НАЗОВУ ПЛОТЬЮ!
Женщина поместила маленькую чашку с рисом в сложенные ладони средней пары рук статуи Оффлера (к утру рис исчезнет) и выпрямилась.
Он отпустил поводья, позволив лошади легкой трусцой спускаться к земле, пока ее копыта не коснулись земли в нескольких ярдах от стены лучащегося воздуха. Стена перемещалась чуть медленнее пешехода и издавала легкий свист, проплывая, словно призрак, по окоченевшим капустным полям и замерзшим канавам.
— Ага, — кивнул Альберт. — Не отвлекайся. Смотри, что делаешь с лейкой.
Он повернулся к ней, и она увидела, как его глаза сверкнули подобно синим булавочным головкам.
Затем ее голос приплыл вниз, приглушаемый весом навалившейся, словно шарф на заварочный чайник, тишины.