Друшикко побледнела, а Форкосиган нахмурился.
– Люминофора на час не хватит. Видите – уже бледнеет.
– Лгут ли люди во сне? – спросила Корделия. Заметив непонимающий взгляд Друшикко, она объяснила: – Принцесса не похожа на влюбленную. Она похожа на пленницу. Я пообещала, что мы попробуем ей помочь, – и мы попробуем. – «Время». – Но сначала – за Майлзом. Давай проверим второй выход.
– Говорят, она держится в тени, насколько это возможно при ее известности. Ее почти никто не видел. Может, она уродина.
– Наверное, вылазка для освобождения заложников еще потребуется. – Корделия вздохнула. – Даже обезглавленная партия Фордариана остается опасной. Может, даже еще опаснее в своем отчаянии.
– Это… вмешательство трансцендентного. Сотворение жизни. Я думала об этом, когда вынашивала Майлза. «Этим я приношу в мир смерть». Рождение и смерть, а между ними вся боль и свобода выбора. Я не понимала некоторых мистических символов Востока вроде Смерти-матери, Кали, пока до меня не дошло, что в них нет никакой мистики – в них только реальность. «Случайность» в сексе по-барраярски может запустить причинно-следственную цепочку, которая протянется до конца времен. Наши дети меняют нас… появляются они на свет или нет. Пусть даже на этот раз ребенок оказался воображаемым, Дру коснулась эта перемена. А тебя разве нет?