На этот раз рот Друшикко оставался открытым целых три минуты, а потом захлопнулся с такой силой, что Корделия услышала, как лязгнули зубы.
– Я слышал, что говорят у него за спиной.
Дети могут и не быть благословением, но сотворить их, а потом подвести – это значит навлечь на себя проклятие. Даже Петер это понимает. Эйрел распахнул перед ними дверь.
Друшикко бросилась к панели потайной лестницы. Она действовала уверенно, словно руки и искаженное горем лицо принадлежали разным людям. Корделия кинула шпагу на кровать, метнулась к огромному резному гардеробу, стоявшему у ближней стены, и распахнула дверцы. В полутьме на центральной полке горели янтарные и зеленые огни.
– По-разному. Его-то можно отнести к тем, чье безумие полезно. А для бесполезных…
– Угу, – отозвался Риттер, бросив взгляд на экран, и снова принялся за работу. Каждый делал свое дело. Техники о чем-то тихо переговаривались, Вааген с Генри что-то вершили: хладнокровные, умелые, внушающие надежду…