— Батарейный отсек, рассчитаться и доложить о потерях!
Полубой, вроде как остывая, выпрямился, тяжело дыша, и опустил саблю. Росс подошел к неподвижным телам, присел на корточки, перевернул светловолосого, приложил пальцы к шее и поморщился.
— Подъем, падаль! — скомандовал смуглый и вновь занес сапог.
Оставшись с Полубоем в опустевшем ангаре, Небогатов заложил руки за спину и прошелся вокруг модуля, насвистывая скабрезную песенку про горничную Машку, на которую молодой господин адвокат сначала глаз положил, а потом кое-что потяжелее. Полубой молчал, боясь спугнуть то, на что надеялся.
— Прошу, господа, его величество сейчас вас примет. Он прошел к следующей двери, за которой, по-видимому, находился кабинет государя, и исчез за ней.
Иван залпом выпил и закашлялся. Он забыл, что Емельян сам гнал самогон и признавая напиток только не меньше шестидесяти градусов крепости. Ушкуйники, бывало, и сами баловались самогонкой, но разводили ее до привычных сорока градусов. В основном же потребляли то, что можно было купить на Сан-Анджело: местный дрянной виски и бренди.