– Не видели. Может, ночью? Бывает такое: воры ночью придут, все обтрясут, повыроют…
– Оттуда. Самоубийца. Надоело, значит, небо коптить.
Он с видимым усилием поднял взгляд и посмотрел Величко в глаза.
Колокольчик в руке казался тяжелым, втрое, вчетверо тяжелее, чем вчера. Омелько повернулся и побрел, не оглядываясь, к обрыву. Дохлая кобыла не отставала. Ее всадница бормотала неведомую речь, слова догоняли и цепляли кожу на спине, точно тоненькими крючьями, тянули назад. От голоса старухи пропадала воля; колокольчик тянулся к земле, кожаная ленточка трещала, готовая порваться. Но самое страшное – колокольчик немел. От «динь-динь-динь» сперва осталось «динь-динь», потом просто «динь… динь…», а потом колокольчик замолчал совсем, и Омельку потянуло назад на невидимых ниточках.
– Продолжаем? – радостно воскликнул черт, только появившись на экране, но мигом сморщил рожу. – Ой…
– Аборигены потеряли квалификацию, – не без удовольствия констатировал будущий заместитель. – Они не знали, где искать главную камеру с погребением. Ну а мы-то знаем, Сергей Сергеевич!