– С копьем этим кошмарным, с бедой моей – Мэевым пленом, с государем Альмаром… Веришь – еще мгновение, и я бы его вместе с ир’Брайном насквозь…
– Ни шагу в сторону! – прокричал Мэй. – Держаться рядом!
Финигас небрежно бросил на край стола свой широкий плащ, подбитый рысьим мехом, и по-хозяйски расположился в Мэевом кресле. Он прекрасно знал, что сына раздражает такая манера обращения: словно с маленьким мальчиком, у которого нет смысла испрашивать согласия ни в каком деле, ибо нос не дорос. Знал и делал назло.
– Мною и Советом. Пока вас не было, лорд Глайрэ, нам пришлось решать государственные вопросы. Где вы, к слову, были?
Погодите-ка! Как же так?! Я же себя вижу со стороны. Боже, вот ужас! Точь-в-точь рыба свежая, потрошеная. Слышать бы еще, что они друг другу говорят? Странно как-то, словно звук в телевизоре отключили. Бегают в тишине сестрички, суют в руки хирургу какие-то инструменты, анестезиолог мечется между мной и аппаратурой, реаниматолог что-то говорит… В американских фильмах это звучит так: «Доктор, мы ее теряем!» А сверху на большой операционной лампе у вас пыль, господа эскулапы, между прочим. Непорядок!
Тонкие черты лица, узкий, с едва заметной горбинкой нос, золотисто-карие глаза удивительного разреза – такую не забыть во веки вечные. Ее точеную и сильную фигуру укрывали роскошные доспехи – панцирь из мелких пластинок, похожих на блестящую рыбью чешую.