Мэй молчал, а хан’анх уже не мог остановиться. Он просто упивался каждым словом, смаковал его как собственное наслаждение или как чужую боль.
Мэй вложил столько сил, чтобы отстроить свою цитадель, укрепить защитные рубежи, сделать крепость неприступной твердыней всего Приграничья. Эр’Иррин не мог пасть. О его стены расшибались целые армии и ломали зубы лучшие полководцы дэй’ном.
– Ты ж вроде сам хотел на лот-алхавский трон залезть? Передумал? – огрызнулся Мэй.
– А я так и не знаю, можно ли верить Отступнику, мой государь.
– Какие условия? Что ты должна сделать? – почти равнодушно спросил Мэй голосом, от которого зудела кожа.
Мэй почувствовал, что задыхается, его рот заполнился желчью, он встал из-за стола и прошелся от стены к стене, пытаясь усмирить невыносимую боль в сердце. Казалось, оно сейчас лопнет, разорвется на части, взломав тесную клетку ребер.