На этот раз ведун не осмелился перечить, как не мог когда-то противиться воле лорда Финигаса. Он принес ритуальный серебряный нож, свечи, кристаллы соли и стал глядеть, как Мэй вскрывает вену на сгибе локтя, наполняя блюдо собственной кровью.
Мэйтианн сделал круг по залу, обойдя собравшихся, поприветствовав каждого из Высоких Лордов, а затем поднялся на небольшое, в две ступеньки, возвышение. Золотистый свет из витражного окна за спиной окутал фигуру Рыжего со всех сторон, точно сияющий кокон.
– Какой же ты телохранитель, если чуть столкнешься с кучкой отребья, сразу пускаешься наутек? Что бы они нам сделали? Мерзкие нищие нэсс!
Утих не только ветер, исчезли абсолютно все звуки. Домик замело по самую крышу, и это спасло беглецов от холодной смерти. Толстый слой снега не грел, но не давал морозу добраться до спящих.
…Мир почти утратил краски, обесцветился до блеклых полутонов, хотя разумом Мэй прекрасно понимал, что это лишь последствия произошедшей с ним метаморфозы. Он хотел поплакать над отцовским телом, но не мог даже глаза сощурить для вида. Дым погребального костра выедал роговицу, а слез все равно не было.
Метель мела весь день, засыпая Далатт по самые крыши, а древний город чутко сторожил покой этих двух, обреченных на хрупкое и непростое счастье любить в час испытаний. И до самого вечера никто из обитателей дворца не осмелился постучать в двери господских покоев.