— А может, что другое? Мужчина видный, приличный, где-то я его определенно видела…
— Ты что ползешь, как беременная черепаха по мокрому стеклу? Решил, бить буду?
— Серьезно? — спросил Смолин спокойно. — Надо же, интересно-то как…
— Имею право, — сказал Смолин, глядя исподлобья.
— Шевалье… Я тут ни при чем… Я бы такого не стал на душу…
«Мы его побили, — вспомнил Смолин. — Мы его побили дружно и качественно, хотели сорвать пионерский галстук, но Пашка убежал, хныча и разбрызгивая красные сопли, и никому потом никогда не пожаловался, хотя ябеда-корябеда была та еще… Мы были искренни в той ярости… и, пожалуй что, не следует над ней смеяться, потому что, как ни прикидывай, эти кубинские бородатые парни были совсем не то, что нынешние долбаные террористы. И детства своего пионерского пронзительно жаль в первую очередь оттого, что мы тогда были счастливы непонятным и невозможным сегодня счастьем, мы жили в лучшей на свете стране в самое лучшее время… ну, главное, мы в это верили, и точка…