Здесь для мастера был выстроен просторный амбар, где лежали деревянные болванки, хранились инструменты и дожидались своего дня многие тысячи прутьев – одни весенней заготовки, другие осенней, все заботливо очищенные щемилкой, должным образом расколотые и либо отбелённые, либо окрашенные – иные в цвет топлёного молока, иные до бурой черноты – краской из своей же коры. Дверь амбара открывалась не прямо во двор, а под навес с верстачком и удобной скамьёй, вырубленной из большого бревна.
«Примерно так говорил со мной и некий другой человек здесь же, в Галираде… почти семь лет тому назад. – Его вера учила измерять время не зимами и ночами, как было издавна принято у сегванов, а солнечными летами и днями. – Этот человек отзывался на собачью кличку и держал при себе ручного зверька. Летучую мышь».
Волкодав уже давно утратил склонность благоговеть перед книгой просто оттого, что это – книга и в ней целых двести страниц. Великий мастер боя способен, отставив копьё, оказаться полным ничтожеством и оскорбителем женщин, хранитель библиотеки – жмотом, перепутавшим сокровищницу мудрости с лавкой ростовщика… вот так и книгу, оказывается, может написать человек непорядочный или просто дурак. Волкодав долго шёл к осознанию этой истины, о которой когда-то его предупреждал ещё Эврих. И дело не в ошибках, способных закрасться порой даже в труд мудреца Зелхата Мельсинского, когда тот пишет об удалённом и неведомом племени веннов. Уже к середине самого первого «рассуждения» Волкодав мог бы поспорить на что угодно, что Кимнот сам никогда не лазал под землю, предпочитая пользоваться чужими, не очень-то проверенными россказнями. Зато преподносил он свои заблуждения с таким великолепным самодовольством, так прозрачно намекал своему неназванному, но явно облечённому властью покровителю на необходимость скорейшего наказания всех несогласных, что книгой хотелось запустить в ближайшую стену. За полной, увы, невозможностью проделать это с её создателем.
Когда-то, едва познакомившись с боевым искусством Богини Любви, Хономер в душе возликовал: вот оно!.. Наконец-то!.. Быстрая мысль, присущая даровитому молодому сегвану, тотчас нарисовала блистательную картину: целую школу воинствующих жрецов, которые станут обучаться кан-киро и, разъезжаясь по разным пределам населённой земли, утвердят славу Близнецов на юге и севере, на западе и на востоке. Ему даже мнилось тогда, что однажды отсветы этой славы коснутся и его самого. «Кто же научил тебя, доблестный?» – спросит победителя побеждённый, и победитель ответит: «А научил меня Избранный Ученик Хономер…» И может, означенного Хономера со временем даже призовут в священный Тар-Айван… и отечески велят забыть порицание, коего он удостоился почти десять лет назад за одну весьма обидную неудачу. А там – как знать? – не окажется ли владычная похвала самой первой ступенькой, способной начать для него восхождение по ступеням великого храма, к престолу Возлюбленного Ученика?.. «Не о своей чести радею, – мечтая о таком восхождении, всякий раз оговаривался про себя Хономер. – Просто, дана буде мне земная власть, немало смог бы я изменить к вящей радости всех сподвижников Близнецов…»
Но такого не должно и не имеет права случиться, чтобы в какой-нибудь год осталась праздной Земля, не принесла урожая. Как тогда жить людям, да и не только людям, а всякой твари земной?..
Мог без большой натуги зарезать Ригномера его же мечом, опрятно вынутым из руки. Этот приём был давно постигнут всеми справными учениками. Не выучен, но впитан исконным разумом суставов и сухожилий, тем самым, благодаря которому мы не падаем, болтая ногами на верхней жерди забора. Мог Волк переломать Бойцовому Петуху половину костей, а напоследок – или прямо сразу, на выбор, – свернуть голову. Мог ещё тридцатью тремя способами унизить его, покалечить, вовсе убить…