Крепкая свара… Она будет, только вот, когда? Владимир Мономах, при смерти. Мужиком он был крутым, половцев драл как помойных котов, так что, всю эту оппозицию Мономах задавил бы, вопросов нет. А преемник? Кто он? Допустим, боярин Федор прав и в Киеве сядет Мстислав, сколько лет он еще править будет? Ничего не знаю — как слепой. Может с него чехарда на киевском столе и начнется?
— Больше, дядя Корней. Ты тогда рассказывал, что внук у тебя родился.
— Афоня! По Русской Правде, если раба понесла от хозяина и родила, то хозяин повинен дать ей волю, жилище и кормить, пока ребенок не вырастет! — И, уже из-за ворот, добавил: — Я тебя от оскудения спас, кобель блудливый!!!
«Ну, пижон! Сколько же он тряпок с собой привез? Прямо как мамаша дяди Федора из Простоквашино: два платья уже надела, осталось еще два надеть. И рубахи-то не простые — из дорогих импортных тканей, с богатой вышивкой. И чего он к матери клеится, девок вокруг мало, что ли? Семейная женщина, старше его лет на… черт его знает на сколько, минимум лет на десять.
— Кхе! Чего удивляешься-то, Михайла? Сам же придумал бабам самострелы дать. Хе-хе, наше подворье теперь, как еж: откуда не сунься, везде уколешься! Тридцать выстрелов! Да еще ты сегодня десяток привел. Да еще Кузька, Демка, Роська, Петька и ты сам. Да я, Лавр и Андрей. Сорок восемь! Что ж мы, на собственном подворье, где каждый угол знаем, полсотни татей не положим?
Как ни крути, ни кобыла, даже самая распрекрасная, ни хирургически умиротворенный мерин, ни на что подобное просто неспособны. Дед же оставался верен своему принципу воспитания — хочешь научиться плавать, сигай в воду, да сразу туда, где поглубже. Словно подслушал старый слова отца Михаила: «Сумеешь укротить их, сумеешь укротить и себя!»