— Дарья — да, она у меня первая кандидатка была. Про старуху-ростовщицу я тогда еще знать не знал. Вторая — это была Гертруда Ресслих, у кого я остановился. Затейница почище Дарьюшки-покойницы. Вот уж кто заслужил сфинкса по голове! А насчет процентщицы и стряпчего этого, Чебарова, я случайно узнал. В первый день, как прибыл, сидел в трактире. Пил вино, да разговор подслушивал. Я вообще обожаю подслушивать, — подмигнул Аркадий Иванович приставу. — Два голодранца друг дружке жаловались, жидок какой-то и студентик. Первый про Чебарова весьма чувствительно излагал. Как стряпчий с него долг требует, ни единого дня отсрочки не дает и за то его, жидка, теперь отправят из Петербурга по этапу назад в черту оседлости, откуда он с огромными трудами выбился. Ну, а студент в ответ поведал собеседнику про чудесную Алену Ивановну. Эге, подумалось мне, на ловца и зверь. Навел кое-какие справочки, выяснил: всё точно — и стряпчий, и старуха самые натуральные бациллы, на каждой можно по минусу списать. Сразу и исполнил.
— Эх, мне бы раньше такого подельника. Наделали бы делов, на пару-то. На пацаненка ж никто не подумает.
Если уж жена, главный редактор журнала, не нанимает кухарку, а считает своим долгом готовить для родных сама, то ему, лицу свободной профессии, сам Бог велел не отлынивать от домашних обязанностей.
Наконец, инженерное решение сформировалось.
За этот срок Ника успел выдержать тяжкий разговор с женой, остаться без дома и семьи, сменить профессию и страну обитания, забыть нынешнюю жизнь и не найти новой.