– Значит, один из них, предположительно, – левша, а старший, судя по произношению, возможно, – украинец. – Алехин усмехнулся. – Каждый двадцатый в жизни – левша и каждый шестой военнослужащий – украинец.
Фомченко почему-то прибыл сюда без шинели, и я навязал ему свою, старенькую, без погон – Паша называл ее «инвалидской». Дорого бы я сейчас дал за эту изношенную старушку или за любую другую! Поверх гимнастерки на мне была только плащ-палатка, а холодало с каждым часом совсем не по-летнему, и уже к полуночи я дрожал как цуцик.
Он посмотрел на меня с мученической покорностью и начал говорить.
– А этих что, недостаточно? – удивился старший, с погонами капитана.
Из дощатой будки к шлагбауму уже спешили Алехин и массивная, злая начальница КПП.
Андрею и старшине удалось оттащить Таманцева на несколько шагов, однако, волоча их обоих за собой, Таманцев тут же снова ринулся к «лейтенанту».