— А кто такой аль-Мутанабби? — заплетающимся языком вопросил в свою очередь историк. — Знать не знаю! Это который «Касыду о Мече», да? — «…подобен сиянью моей души блеск моего клинка…»? От-т-личные стихи! А кто такой аль-Мутанабби — не знаю…
Поэт беспомощно огляделся и увидел спешащего к нему Гургина.
Фальшивая бодрость старика, равно как и ухватки рыночного зазывалы, совсем вогнали поэта в тоску.
Один? Почему — один?! Где его воины?!! Откуда эта тишина? Беззвучно раскрываются рты, перекошенные криком, беззвучно переступают копыта коней, металл немо ударяется о металл…
А для вот таких бездельников, которых сперва изрядно носило по обитаемой четверти земного круга, а теперь носит по остальным трем четвертям, лицом к лицу сталкивая с собственными мумиями и чудищами-хирбеди — для такого отребья какой слой ада назначен, о Совершеннейший Благотворитель?
«Хитрые гяуры… — ворочаются жабьи мысли. — Или уже не гяуры?»