— Плохо ты ее знаешь, гостенек, ой плохо — с детства строптива, что хочет, то и делает! Захочет — проснется, а не захочет — хоть пушки выставляй и залпом, залпом… Ума не приложу, в кого такая? А ты глаз не отводи, так прямо и говори, по-солдатски: в вас, бабушка, в вас, голубушка! Ты говори, а я кивать стану. Навроде болванчика из вэйского фарфора, только те все больше «нет» кивают, а я буду вроде как «да»… Против правды рожном переть несподручно. Папаша-то ее хренов смылся, не успело девке полгода стукнуть, — говорят, после аж в Мэйлане объявлялся, телеграмма от него пришла, на десятилетие дочки… вспомнил, пес, утешил! А я думаю: беда у него случилась, вот он и откупался от судьбы, телеграммой откупался, добром вынужденным… Пес, он и есть пес. Надеюсь, сдох уже под забором. А мамашу, внученьку мою, доктора прямо на столе зарезали. В больнице рустака. Живот у ней прихватило, вот лекаря и постарались — дежурство-то ночное, а ночь праздничная выпала, руки дрожат после чарки-другой… Ладно, что я тебе все о горе-злосчастье?! Давай о хорошем, гостенек?