— Ты что, украла его? — зашипел Рашид, грозно наступая на тощую пакость, сверкавшую из-за лезвия глазами. — Украла?! Ты, ты, воровка, змея подколодная, сколопендра! А ну немедленно… давить, давить таких во младенчестве…
— Да, господин Али-бей, опасаюсь. Причем не только и не столько за жизни взрослых, сколько за жизни вверенных мне детей! Поэтому я настоятельно требую, чтобы девочка сдала ножи. Оружие — не игрушка, и вы, как представитель власти, должны это знать не хуже меня!
— …Говорят, что Творец не прощает самоубийц, отвергнувших Его великий дар человеку — жизнь. Но эта девочка не отвергла Его дар! Она хотела жить! Но добровольно отдала свою жизнь за всех нас, взяв на себя грех самоубийства и даровав этим шанс не только нам, а всем живущим. Я очень надеюсь, что Тот, кто сейчас слышит меня, поймет ее и не осудит…
— Вот-вот! Непременно примите и разбейтесь… вернее, примите или разбейтесь. Госпожа Коушут, а вас я убедительно прошу сопровождать мягкотелого надима Исфизара и проследить, чтобы все прошло как надо! Я не расположен повторять сегодняшний разговор.
Интересно, где он был, представитель законной власти, когда маньяк превращал в кровавые куклы посетителей «Розария» или мерзавцы-террористы расстреливали мирных пассажиров?!
Шейх «Аламута» и хайль-баши смерили друг друга оценивающими взглядами и молча отвернулись: оба решили, что лучше будет счесть инцидент исчерпанным.