В соседний балаган тоже влезли и стали кидать в окно кружки и мешочки с гостинцами. У стены немедленно началась свалка.
– Камень, – сказал я, вдруг забеспокоившись. – Вы не потеряли камень?
А благополучный исход затеваемого мероприятия представлялся мне весьма сомнительным. На последнем – надо полагать, уже самом последнем совещании – присутствовали лишь те, кто непосредственно участвовал в операции: мы с мадемуазель, господин Фандорин и два полковника, Карнович и Ласовский, державшиеся тише воды, ниже травы и внимавшие Эрасту Петровичу с подчёркнутым почтением, уж не знаю, подлинным или фальшивым.
– Я не знаю, что этому человеку больше нужно – деньги или само злодейство. Это не обычный стяжатель. Это настоящий поэт зла, виртуозный инженер коварства и жестокости. Я уверен, что доктор получает наслаждение от выстраивания головоломных преступных конструкций, и на сей раз он превзошёл самого себя – возвёл истинную Эйфелеву башню. Мы подкосили это замысловатое сооружение, и оно рухнуло, но своими обломками, кажется, существенно повредило здание российской монархии.
Река раздвоилась. Наш путь лежал вдоль того рукава, что был поуже. Слева между домами показались кремлёвские башни с орлами, а мы всё ехали и ехали, так что я уже перестал понимать, в какую часть Москвы нас занесло.
Видно, все-таки придётся объяснить про мои отношения с лейтенантом. Тут ведь своя история.