Стекла дрогнули от упругого удара, донёсся могучий гул – это с кремлёвских башен ударили пушки, извещая о начале шествия. Значит, уже настал полдень.
Улыбка, которой Фандорин встретил это моё замечание, мне очень не понравилась. Так улыбаются лепету несмышлёного ребёнка.
– Хочу! – крикнул Михаил Георгиевич. – Вот это хочу!
Ювелир захлопал глазами с противоестественной быстротой – кивнуть он не мог, потому что этим жестом насадил бы свою голову на клинок.
– Вас ударили ногой, – констатировал Фандорин. – Это очень болезненное место. А мы его вот так, компрессом. И сюда… Ничего, ещё несколько дней поболит и пройдёт.
Я отметил, что самого многообещающего из подозреваемых он оставил за собой, но возражать не стал – в конце концов, до этой идеи додумался Эндлунг, а не я.