– А что камера хранения? – спросил очнувшийся князь.
– Ты лжешь, негодяй, – простонал Момус и рванулся вперед, оттолкнув фандоринского вассала.
– Прости, народ православный, если Самсон Еропкин в чем виноват!
Итак, упущенная прибыль – шестьдесят тысяч, это минимум миниморум.
– Не мне давай. Мне не надо, меня Матерь Божья пропитает. Вот ему дай. – И показал на старика-нищего, известного всему рынку безногого Зоську. – Его вчера твой холоп обидел. Дай убогому, а я за тя Матушке помолюсь.
При словах «граф Опраксин» уголок рта надворного советника страдальчески дрогнул, и в кабинете повисло деликатное молчание. Однако же, приглядевшись, Анисий увидел, что деликатно молчал только он сам, а остальные, хоть и помалкивали, но безо всякой деликатности: Ведищев, тот ехидно улыбался в открытую, да и его сиятельство, приоткрыв один глаз, красноречиво крякнул.