Сторожко ступая, в часовню вошла вся честная компания: почтеннейший Самсон Харитоныч, крепко держащий за руку отрока Паисия, Кузьма и два давешних мужика, которые тащили пухлый рогожный мешок.
За неделю, разогнавшись и набрав скорость, лотерея должна была по самой скромной оценке дать тысяч шестьдесят. Дольше тянуть было нельзя – съездит какой-нибудь нетерпеливый обладатель парижской виллы полюбоваться на свой выигрыш и увидит, что под панталонами цвета «пылающее сердце», то бишь под плащаницей, совсем не то, что он думал. Но уж недельку-то точно можно было пыльцу пособирать.
От «урода» заморыш побагровел и набычился, пришлось на ходу менять тактику.
– Ваше… ваше высоко… Я что, за малое вознаграждение… И знать их не знаю, делаю, что велят… Вон тот господин, у него спросите… Который городовым представляется.
Со свечой трюк был простой, но впечатляющий. Момус сам его когда-то изобрел на случай затруднений при карточной игре: свечи с виду обычные, но фитилек внутри воска свободно скользит. Необычный фитилек, длинный, и внизу через щель стола продет. Левой рукой незаметно под столом дернешь, свеча и гаснет (на перевязи, у Момуса, понятное дело, «кукла» висела).
– Да почитай тыщ по триста в месяц, – ответил Егор Тишкин, сердито утирая слезы.