– Но каким образом? – не выдержал я. – И как ИскИны Техно-Центра смогли приручить крестоформы?
В уголке сознания, как ни странно, нашлось место теологическим размышлениям. Я не то чтобы молился – думал о Космическом Божестве, которое позволяет своим созданиям измываться друг над другом. Сколько людей, млекопитающих и прочих тварей провели последние минуты жизни в животном страхе – сердца бешено колотятся, в кровь выбрасывается адреналин, из-за чего силы иссякают еще быстрее, а крохотные умишки не в состоянии что-либо придумать… Как Божество может именовать себя Милосердным – и создавать таких вот зубастых гадин? Помнится, бабушка рассказывала об ученом со Старой Земли, некоем Чарлзе Дарвине, который одним из первых выдвинул теорию эволюции (а может, гравитации или чего-то еще); христианин до мозга костей – хотя в ту пору о крестоформе никто и слыхом не слыхивал, – он превратился в атеиста, наблюдая за тем, как оса парализовала паука и всадила в него свою личинку. Когда наступит срок, объяснила бабушка, личинка сама прогрызет себе дорогу на свободу…
– Между тем вам было приказано доставить девочку на Пасем, не причинив ей ни малейшего вреда. Правильно?
Энея покачала головой. Ее лицо выражало непоколебимую уверенность.
Грегориус осторожно пропихнул капитана внутрь, забрался следом сам и включил фонарь, чтобы осмотреться. Кресло водителя выглядело так, словно кто-то облил его красной краской. Задняя переборка напоминала о нелепом старинном стиле под названием «абстракционизм» (де Сойя видел в музее одну картину кисти художника-абстракциониста): правда, этот металлический холст был размалеван кровью и к нему прилипли ошметки человеческих тел.
Как и подобает капитану корабля, он занимался этим перед каждым прыжком.