– Если они сами попросят. – Энея обернулась к далай-ламе: – Вы благословите меня, Ваше Святейшество?
После причастия, когда месса окончена и паства потихоньку расходится, я медленно иду в сакристию. Мне тоскливо, и у меня болит сердце, в буквальном смысле слова болит. Сердечная недостаточность. Опять она меня настигла и превращает в пытку каждый шаг, каждое слово. «Я не должен говорить кардиналу Лурдзамийскому», – думаю я.
– А как был одет в тот вечер мистер Райт?
Ровно через три секунды из павильона Правильного Самоуглубления на самую верхнюю террасу вышли несколько человек.
Я отворачиваюсь. Впервые с тех пор, как несколько месяцев назад у меня начались боли, я плачу. Плачу не о себе – просто мне вдруг вспомнилось, как Трорб улыбнулся и помахал мне на рассвете, отправляясь с братьями на охоту.
Путешествуя по незаселенным планетам, мы с А.Беттиком и Энеей полагались исключительно на собственные силы. А сейчас – одинокий и, в сущности, беззащитный, я поймал себя на том, что машу рукой имперской полиции и лузианским священникам. Канал был здесь не шире тридцати метров, бетон и пластик – никаких притоков, ответвлений, спрятаться совершенно негде. Под мостами и переходами, правда, можно было бы остаться незамеченным, но речной транспорт непрерывным потоком проплывал мимо этих мест. Нет, спрятаться негде.