– Идите в кабинет и простучите там стену, – распорядился Сварог. – Вот кстати, Интагар, есть и к вам вопрос…
…Очаровательная балерина Дания была не только искусной и благонадежной, десять раз проверенной суровыми людьми, привыкшими подозревать даже собственную покойную бабушку, но и крайне дисциплинированной. Особым умом она не блистала – собственно, к чему он танцовщице из королевского гарема? – но и не удручала глупостью. Вот и сейчас она не задала ни единого вопроса, ни разу не состроила недовольную гримаску – тихо, как мышка, лежала рядом в роскошной королевской постели, ожидая, когда Сварог закончит свои занятия, в подобные минуты вроде бы неуместные.
– Да это мы, светлый король, от волнения, неужто не понимаешь? – фыркнула старуха, но приумолкла.
Решив не терять времени даром, Сварог направился к невысокому крыльцу с витыми столбиками и украшенным деревянными кружевами навесом – осторожно ставя босые ноги, чтобы не наступать на камни, распугивая недовольно пятившихся раков. Ощущение было примечательное – он вообще не чувствовал воды вокруг, дышал в точности так, как и наверху. В первые минуты он крепко сжимал губы, но потом приобвыкся. Разве что пузырьки выходили изо рта при каждом выдохе, взмывали вверх, и это было единственное напоминание о том, что он все же под водой. Да его движениям окружающая среда все-таки сопротивляется посильнее, чем воздух. Такое впечатление, будто шагаешь навстречу безостановочно дующему ветру, но стоит остановиться, как это ощущение пропадает напрочь.
– Нужно послать людей, – сказал Сварог. – За нашими. Там где-то мэтр Анрах… и мои друзья…
– Хочешь гипотезу? – сказал Леверлин. – В жизни Асверуса была некогда одна крайне загадочная женщина, по времени получается – его последняя женщина, последняя любовь. Стихотворений двадцать ей посвящено. Кто она и откуда, неизвестно до сих пор. Сам Асверус ее именовал то Синеглазое Чудо, то Синеглазое Горе. Учитывая время, когда украшения были изготовлены, учитывая, что ожерелье, несомненно, женское, гипотеза сама собой напрашивается.